Иллюстрация: Николай Каразин, «Взятие Ташкента генералом Черняевым 16 июня 1865 года». Артиллерийский музей в СПб, инв. № 25/16, 1890 г.
Донесение ген. М.Черняева от 17 июня 1865 г.
В ночь с 14 на 15 июня город и цитадель Ташкента взяты нами штурмом по лестницам. Потеря наша состоит из 125-ти нижних чиновъ: убитых 25 человек, раненых: обер-офицеров -3: ротмистр Вульферт, поручик Месяцев и подпоручик Лапинъ 2-й; нижних чиновъ 86 и контуженных нижних чиновъ 24. Трофеи наши: знамён больших — 16 и множество значков**. Орудий до 60, из них большая часть медные. В числе последних горный единорог, брошенный уральскими казаками под Иканом.
О причинах, побудивших меня к этому решительному шагу, а также и о всех подробностях дела, вслед за этим будет представлено подробное донесение.
Считаю обязанностью засвидетельствовать, что все до последнего исполнили свой долг как следует, и что с такими войсками легче быть победителем, чем побеждённым.
С занятием Ташкента мы приобрели в Средней Азии положение, сообразное с выгодами Империи и мощью русского народа.
* * *
Его же от 7 июля 1865 г.
Жители Ташкента, окончательно стеснённые продолжительной и строгой блокадой, испытывавшие крайний недостаток в продовольствии и особенно в воде, возлагали всю свою надежду только на эмира. К нему отправили посольство из главных представителей города.
Эмир не отказал ташкентцам в помощи, но потребовал предварительной присылки к нему молодого хана в качестве заложника. В ночь с 9 на 10 июня кокандский хан с двумястами приближенными тайно покинул город. Вслед за этим в Ташкент тайно вступила небольшая бухарская партия с Искендер-Беком, который и принял командование городом. Главные силы эмира, давно собранные в Самарканде, стали появляться в пограничных кокандских крепостях на левой стороне Дарьи.
Все эти обстоятельства, вместе с достоверными сведениями от постоянных перебежчиков из Ташкента о критическом положении города, который удерживается от сдачи только благодаря гарнизону и надежде на помощь бухарцев, заставили меня решиться на последний шаг, чтобы предупредить открытое вмешательство эмира и по возможности предотвратить столкновение с ним.
Михаил Григорьевич Черняев (1828-1898)
Осада укреплённого города окружностью 24 версты, с населением от 150 000 до 200 000 человек, обладающего огромными средствами для защиты, была невозможна. Нельзя было противопоставить городу, способному в короткий срок сосредоточить против атакованного нами пункта не менее 30 000 человек при 50 орудиях, горстку людей в 1951 человек при 12 орудиях с одним комплектом зарядов, и ожидать в то же время демонстрации со стороны бухарского эмира.
Отойти от города означало бы придать эмиру огромное значение в Средней Азии и усилить его всеми военными средствами, сосредоточенными в Ташкенте. Поэтому я решил овладеть городом открытой силой, рассчитывая на успех исходя из следующих соображений:
- Гарнизон города, из-за обширности оборонительной линии, был разбросан на большом протяжении, что позволяло овладеть укреплениями прежде, чем он успеет сосредоточиться против атакованного пункта.
- Артиллерия противника, хотя и многочисленная, но рассеянная на расстоянии 15 верст по всей южной стороне города, не могла в данный момент действовать согласованно.
- Жители города были разделены на две части, и партия, преданная нам, должна была оказать содействие в случае занятия городской ограды.
Серия разведок крепостных верков города, проведённых инженер-поручиком Макаровым во время блокады крепости, показала, что атака Ташкента возможна на одни из ворот юго-восточной части. Атака этой части города имела и другие преимущества: овладев ею, мы овладевали всем городом, так как правая сторона Бозсу, где находится всё зажиточное население Ташкента и всё купечество, была предана нам. А атакованную сторону населяло исключительно военное сословие и партия бухарского эмира. Кроме того, при атаке юго-восточной стороны всем последствиям штурма подвергалось только военное население, а не мирные граждане, преданные нам.
Усиленные разведки самих стен, проведённые тем же офицером, доходившим до контрэскарпа крепостного рва, убедили меня, что наиболее выгодный пункт атаки – Камеланские ворота.
Штурм этих ворот был назначен в ночь с 14 на 15 число в следующем порядке:
Главный отряд под моим личным командованием, снявшись с позиции в 11 часов ночи, с рассветом должен был атаковать Камеланские ворота с помощью штурмовых лестниц и арб с небольшими откидными лестницами для перехода через ров, специально устроенных инженер-капитаном Яблонским.
Одновременно с атакой главного отряда, отряду полковника Краевского, стоявшему на Куйлюке, предписывалось провести демонстрацию со стороны Кокандских ворот (в 6 верстах от Камеланских) и, не предпринимая ничего решительного, поддерживать атаку, бомбардируя город.
После занятия внешней ограды передовым войскам предполагалось немедленно двинуться направо по улице, идущей вокруг городской стены, и, дойдя до Кокандских ворот, открыть их полковнику Краевскому, а затем овладеть цитаделью.
Главный отряд выступил тремя колоннами. Впереди шли охотники и две с половиной роты, предназначенные для штурма. Охотниками командовали ротмистр Вульферт, подпоручики Шорохов и Лапин. Штурмовой колонной командовал штабс-капитан артиллерии Абрамов. В версте за штурмовой колонной шли две роты с двумя лёгкими орудиями под командованием майора Де-ла-Кроа, а в версте за ним – резерв из двух с половиной рот с четырьмя батарейными орудиями под командованием подполковника Жемчужникова.
Такое растянутое движение было необходимо, потому что к атакованным воротам, как и к большей части остальных, вела только одна дорога. В 2 часа 30 минут штурмовая колонна под командованием штабс-капитана Абрамова, подойдя к воротам на полторы версты, сняла лестницы с верблюдов и, неся их на руках, пошла по обе стороны дороги садами. Впереди шла небольшая цепь стрелков. Это движение, направляемое поручиком Макаровым, исполнявшим в отряде обязанности офицера генерального штаба, было выполнено с замечательной тишиной.
Цепь стрелков, пользуясь темнотой ночи и пересечённой местностью, покрытой садами, подошла к самой стене, оставаясь незамеченной неприятельским караулом, выставленным впереди ворот.
Рассветало. Охотники с лестницами были уже в ста шагах от ворот, а стрелки – на опушке садов под самой стеной. В это время наше движение было обнаружено караулом, на который наткнулись наши лестницы. Тогда дружное «Ура!» быстро охватило всех встретившихся на пути, и пока гарнизон успел опомниться, передовые были уже на бруствере и сбросили неприятеля вместе с находившимися там орудиями.
Первыми взошли на стену по лестницам унтер-офицер Хмелёв, ротмистр Вульферт, юнкер Заводовский. Священник Малов шёл с крестом впереди атакующих войск. Заняв стены, часть людей немедленно стала открывать ворота, а остальные бросились занимать близлежащие сакли и сады. Ротмистр Вульферт, взойдя с несколькими людьми, кинулся вдоль стены и, несмотря на отчаянное сопротивление кокандцев, штыками прогнал их с ближайшего бруствера и овладел одним орудием, но сам был ранен пулей в руку.
Между тем наши резервы уже подбегали к стенам, и как только передовые из них показались, Абрамов с 250 человеками двинулся вправо по улице вдоль городской стены, чтобы впустить отряд Краевского. На первом же бруствере Абрамов был встречен артиллерийским огнем из четырёх орудий, прикрываемых 200 сарбазами, засевшими за турами.
«Ура!» – и орудия были заклёпаны и сброшены в ров. Двинулись дальше. Подойдя ко второму брустверу, они снова были встречены артиллерийским огнем, но и эти орудия достались нам, как и первые. Затем было взято штыками ещё два бруствера, а все остальные на всём расстоянии, пройденном Абрамовым вдоль городской стены (полторы версты), были уже оставлены, и орудия только заклёпывались и сбрасывались с брустверов. В числе отбитых орудий был 10-фунтовый горный единорог, брошенный казаками в деле под Иканом.
Пройдя до Кара-Сарайских ворот, с которых начиналось население преданных нам жителей, Абрамов вступил в город. На первой же улице их встретили баррикады, защищаемые сильным ружейным огнем. Все они были сбиты, и отряд подошёл к главному базару. Здесь сопротивление оказалось ещё сильнее: кроме баррикад, встречаемых на каждом повороте, все сакли были заняты стрелками. Выйдя с базара, отряд на каждой улице встречал уже по несколько баррикад, сильно защищаемых, так что каждую из них приходилось брать штыками. Пройдя таким образом почти всю половину города, Абрамов вошёл в цитадель, которую я застал уже занятой Де-ла-Кроа и Жемчужниковым.
Как только Абрамов двинулся вправо, неприятель, опомнившись, стал сосредотачиваться против нашего левого фланга, занимая ближайшие сакли и сады. И когда солдаты очищали эти сакли и сады штыками, значительные массы неприятельской пехоты, собравшейся на двух ближних улицах, идущих к базару, с барабанным боем и с криком «Аллах» бросились на войска. Я послал против них поручика Макарова с 50 стрелками и ракетной командой. Две удачно пущенные пудовые фугасные ракеты, а вслед за ними удар в штыки опрокинули их и заставили в полном беспорядке и с большими потерями очистить улицы. С этого момента наш левый фланг прочно закрепился, хотя на занятой части городской стены перестрелка с деревьев и дальних саклей продолжалась до вечера. В это время у нас были ранены три офицера: поручик Меелцен (смертельно), подпоручик Лапин и прапорщик Солтановский 2-й, и несколько нижних чинов убито и ранено.
Почти одновременно с движением Абрамова я ввёл в город два конных орудия и три батарейных, которые и открыли огонь по городу. Немного спустя, по тому же направлению, по которому прошёл Абрамов, я послал две роты с одним орудием под командованием майора Де-ла-Кроа, и вслед за ними ещё две роты с двумя орудиями с подполковником Жемчужниковым.
Несмотря на то, что майор Де-ла-Кроа был послан почти вслед за Абрамовым, он встретил на той же дороге новые баррикады, которые неприятель необыкновенно быстро устраивал из арб и срубленных деревьев. Пока Де-ла-Кроа выбивал неприятеля из баррикад, Жемчужников успел нагнать его и, соединившись вместе, двинулся к цитадели, которую и занял в 7:30 утра. Немедленно и здесь была выдвинута артиллерия и открыт огонь по городу. Неприятель, отброшенный внутрь города, прекратил перестрелку, но отряд наш должен был выйти из цитадели, так как кокандцы подожгли службы ханского дворца, и огонь, распространяясь довольно быстро, грозил взрывом находившихся там пороховых складов.
Отряд полковника Краевского, снявшись с позиции на Куйлюке, двинулся к Ташкенту в полночь. Чтобы не обнаружить атаку и не дать неприятелю время собраться на стенах, ему было приказано не открывать огня до тех пор, пока сам не будет обнаружен или пока не услышит выстрелов главного отряда.
Неприятель, заметив отряд полковника Краевского, открыл огонь из девяти орудий, на который тот отвечал из четырёх лёгких орудий. Вскоре за стеной послышалось «Ура!» и пехота отряда Краевского с помощью людей главного отряда стала взбираться на стену на лямках и ружьях.
В это время Краевский получил известие о появлении на правом фланге бегущего из города неприятеля. Он тотчас же с казаками и четырьмя конными орудиями поскакал наперерез им. Удачные выстрелы картечью с близкой дистанции заставили эти толпы бежать. Горстка казаков (39 человек) бросилась их преследовать. Показавшиеся следующие толпы кокандской кавалерии были встречены не менее удачно и также обращены в бегство.
Вся эта многочисленная кавалерия, более 5 000, преследуемая горсткой храбрых, разбросала по дороге свои знамена и, доскакав до Чирчика, в беспорядке бросилась к реке на переправу, топя друг друга.
Между тем поднявшаяся на стену пехота, соединившись с Абрамовым, продолжала дальнейшее движение вдоль стен. Сам Краевский, по вступлении в город, соединился с Жемчужниковым, оставившим к этому времени цитадель, и, согласно моему приказанию, встал на позиции между Кокандскими и Кашгарскими воротами, на месте ханской ставки. С очищением половины города и с прекращением перестрелки главный отряд расположился у Камеланских ворот.
Явились аксакалы преданных нам частей города с изъявлением полной покорности и обещанием на следующий день явиться в лагерь со старейшинами и почётными лицами всего города, которых надеялись убедить в невозможности какого-либо сопротивления нам. Но к вечеру неприятель опять засел в ближайших саклях и открыл огонь по нашей цепи. Сообщение между главным отрядом и отрядом Краевского почти прекратилось. Баррикады появились на всех улицах и на всех перекрестках. Сопротивление стало ещё отчаяннее. Были случаи, что один-два человека с айбалтами (топор на длинной рукоятке) кидались на целую роту и умирали на штыках, не прося пощады.
Посланные небольшие отряды по смежным улицам встречали самое ожесточенное сопротивление. Каждую саклю приходилось брать штыками, и она очищалась, только когда засевшие в ней были переколоты. Самое упорное сопротивление было встречено по улице, ведущей от ворот на главный (кош) базар.
Артиллерии сотник Иванов, посланный мною с 50 человеками для очистки её, встретил баррикады, вооруженные артиллерией. Не в состоянии выбить кокандских стрелков ружейным огнем, он кинулся в штыки на первую баррикаду и, несмотря на отчаянное сопротивление, выбил оттуда неприятеля и завладел орудием. Тотчас же за первой оказалась вторая, вооруженная двумя орудиями; перед ней был глубокий арык, служивший ей рвом; близлежащие двухэтажные сакли обеспечивали сильную перекрестную оборону. Горстка храбрых, едва заняв после упорного боя первую баррикаду и не успев разобрать её, была встречена картечью из-за второй. Иванов, видя затруднительное положение и считая невозможной какую-либо перестрелку, первым бросился на «Ура!» и увлек за собой солдат: орудия и баррикада были взяты. Здесь он был контужен и отозван в лагерь, а на его место послан поручик Макаров.
Общими смелыми действиями наших храбрых войск улицы были очищены вторично. Артиллерия, выдвинутая от ворот на версту внутрь города, открыла огонь, продолжавшийся всю ночь. От наших гранат ещё с вечера в некоторых местах загорелись сакли, и пожар, распространившийся в ближайшей части города, продолжался до следующего дня. К ночи все войска стянулись к Камеланским воротам. 16 числа утром полковник Краевский с тремя ротами и двумя орудиями был командирован для сбора неприятельских орудий и взрыва цитадели. По всей дороге встречены были им те же баррикады и тот же огонь из смежных сакль, как и накануне. Баррикады были уничтожены, сакли взяты, и отряд благополучно вступил в цитадель, где снова встретил сопротивление. Ближайшие сады и сакли были заняты кокандскими стрелками, которые открыли частый и весьма меткий огонь по отряду. Но благодаря распорядительности Краевского отряд, исполнив поручение, вернулся в лагерь без больших потерь.
К вечеру улицы были свободны, и перед закатом солнца пришли посланные от аксакалов, прося позволения всем старейшинам города явиться на другой день. 17 числа действительно явились ко мне все аксакалы и почётные жители города, изъявившие полную готовность подчиниться русскому правительству.
Город сдался безоговорочно, и немедленно было сделано распоряжение об обезоруживании его. Все аксакалы, а также многие из жителей приняли самые энергичные меры к отысканию орудий, находящихся в городе, и к вечеру сами жители доставили до 20 медных орудий и до 300 ружей. В городе установилось полное спокойствие, и больше ни одного выстрела не было слышно. Ташкент был покорён окончательно.
Трофеями нашими стали 16 больших знамен, в том числе одно бухарское, множество значков**, 63 орудия разного калибра, из которых 48 медных, причём замечательно хорошего литья, и множество ружей. В числе медных орудий – 8-пудовая мортира.
Пороху было найдено до 2000 пудов и разных снарядов до 10 000.
Наши потери:
- Обер-офицеров ранеными – 3 (контужены – 4)
- Нижних чинов убитыми – 25, ранеными – 86, контуженых – 24.
Неприятельский гарнизон, по сведениям, состоял из 5000 сарбазов и 10 000 спаев, которые большей частью бежали в момент штурма. Всех же защитников, по самым скромным оценкам, было до 30 000.
Со временем, возможно, и окажется возможным предоставить Ташкент самому себе, но сейчас непосредственное присутствие русской силы необходимо. С уходом отсюда наших войск, несомненно, произошли бы разногласия между партией, преданной нам, и партией, поддерживающей Бухару, и положение назначенного нами хана было бы весьма затруднительным. Кроме того, нет никаких гарантий, что Коканд не затеет войну против Ташкента, оставленного русскими войсками, и что бухарский эмир не заявит снова свои притязания на этот город.
Ввиду этих обстоятельств и с учётом местных условий и своих средств, я решил оставить в Ташкенте гарнизон из батальона пехоты при 10 орудиях (8 батарейных и 2 нарезных) и двух сотен казаков, выбрав для укрепления, по отдалённости цитадели от центра города и по слабости её верхов, высоту близ Камеланских ворот.
Для установления полного спокойствия и для полной защиты вновь покорённой страны я полагаю оставить гарнизоны в крепостях Ниязбек и Чиназ. Последний весьма важен по своему положению у переправы через Сыр-Дарью, на большой караванной дороге из Бухары.
Но для исполнения всего этого имеющихся военных средств Туркестанской области оказывается недостаточно, и я вынужден просить Ваше превосходительство о немедленной присылке ещё одного батальона пехоты и двух сотен казаков.
Тогда спокойствие и порядок во вновь занятой стране, по моему мнению, будут временно обеспечены. Но так как я опять убедился, что ни из Омска, ни из Оренбурга подкрепления своевременно прибыть не могут, то, чтобы быть готовым ко всем случайностям и предотвращать их, необходимо в будущем году, с самой ранней весны, двинуть сюда пехотный полк.
Страна, занятая в прошлом и нынешнем годах, имеет все средства для самостоятельного существования, и из России, кроме снарядов и пороху, ничего не потребуется.
Обращаясь в заключение к занятию Ташкента, не могу не заявить, что подвиг этот мог быть совершён только войсками, уже вполне испытанными и привыкшими к победам, как войска, которыми я имею честь командовать.
Считаю долгом просить Ваше превосходительство представить Всемилостивейшему вниманию Государя Императора эту горстку неутомимых, бесстрашных воинов, поставивших значение русского имени в Средней Азии в соответствии с достоинством Империи и мощью русского народа.
В заключение не могу умолчать о лицах, обративших на себя особое внимание при штурме Ташкента храбростью, мужеством и распорядительностью, а именно: о полковнике Краевском, ротмистре Вульферте, штабс-капитане Абрамове, поручиках Макарове и Грязнове, сотнике Иванове, подпоручиках Лапине 2-м и Шорохове, прапорщике Меркулове, священнике Малове и лекаре Мациевском, постоянным усердием и необыкновенно хладнокровным исполнением своей обязанности под выстрелами неприятеля заслуживающем особого внимания. Не могу также умолчать о доблестной храбрости нижепоименованных нижних чинов:
Линейных батальонов № 9 Западной Сибири унтер-офицеров Ивана Хмелёва, Инокентия Заводовского из дворян и Дмитрия Бочкарева; рядовых Рудольфа Подберецкого, Ксаверия Романовского и Тихона Патрушова; Оренбургского № 4 барабанщика Филипа Романова, рядовых Евсея Бушманова и Никандра Сухотина; урядника Уральского войска Осипа Турченца; фейерверкеров Конно-Сибирской № 2 батареи Дмитрия Орлова и Сибирской пешей батарейной батареи Дмитрия Бакумовского.
** В Бухарском, Кокандском и Хивинском ханствах «значки» (малые знамёна) могли крепиться к древкам копий или пик, выполняя роль опознавательных символов. Иногда их украшали исламской символикой (полумесяцы, надписи из Корана) или родовыми тамгами.
* * *
Источники:
1. Извлечения из донесений генерала Черняева Западносибирскому генерал-губернатору А.О. Дюгамелю, 1865-1866 гг. / Русский Туркестан. Вып.III. Приложения. Ташкент, 1899 г. (PDF, 18 Мб)
2. Известия из Туркестанской области; Взятие Ташкента / Военный сборник. 1865, №7, 8, 9 (PDF, 6 Мб)
